мама соседке. — Вы сидите дома, майский вечер, тишина, вы открыли окна и слышите, как у нас играют полонез Огинского.
— Ой, — сказала соседка и ушла.
В музыкальной школе проверили мой музыкальный слух. Женщина в белой кофточке села за рояль и нажала белую клавишу.
— Пропой эту ноту.
— А как она называется? — поинтересовался я.
— Это нота «до» первой октавы.
Я пропел: «Дооооооо».
Женщина поморщилась.
— Теперь попробуй эту.
И нажала на чёрную клавишу.
— Это ре-диез первой октавы, — ответила она на мой немой вопрос.
Я попробовал спеть «Рееее-диееез», но у меня получилось очень неважно.
— На чёрные петь не буду, — заявил я. — Только на белые.
— Больше не надо, мне всё ясно, — сказала женщина и обратилась к маме:
— Музыкальный слух ещё не развит. На скрипке у него не получится.
— Он на пианино, — растерянно сказала мама.
— На фортепьяно, — уточнила женщина. — На фортепьяно сколько угодно.
Так начались мои занятия в музыкальной школе.
Первые трудности появились на уроках нотной грамоты. Самое сложным для меня было нарисовать скрипичный ключ. Однако через неделю я это освоил, и трудности переместились на уроки игры на рояле. Мою учительницу звали Ревекка Семёновна. Она была седая, носила застёгнутые наглухо платья и учила меня держать руки прямо.
— Не сгибай запястья, — говорила она каждые три минуты. — И не лупи так по клавишам. Рояль ты не сломаешь, ты сломаешь мне голову.
Она выдерживала со мной минут пятнадцать, потом уходила курить в коридор.
— У меня нервы ни к чёрту, — говорила она маме. — Пора на пенсию, но кто, кроме меня, научит его правильно держать руки на клавишах.
— Представь, что ты касаешься крыльев бабочки, — говорила она мне.
Я представлял и очень жалел несчастных бабочек.
Прошли годы. Мамина мечта исполнилась. В один майский вечер я открыл окна и сбацал полонез Огинского. Красиво так, громко. Потом сел учить «К Элизе» Бетховена.
— Это Бетховен в Вене написал, — сказала мама. — Вена — очень музыкальный город. Там наш дедушка побывал. Он туда на танке приехал.
Ревекка Семёновна захотела, чтобы я самостоятельно выучил «К Элизе» во время летних каникул.
— У моей головы есть предел, — сказала она. — Я не могу два месяца слушать, как такую нежнейшую музыку играют на барабане.
«Во время летних каникул» означало, что мне придётся учить «К Элизе» у бабушки. Пианино у неё не было, мне приходилось ездить на автобусе к Варваре Элеоноровне. Жила она в маленьком домике. Окно в комнате, где стояло пианино, всегда было открыто. Сквозь него лился запах цветов и залетали мухи. Её ноты «К Элизе» были очень старые, некоторые места помечены красным карандашом.
— Это моя учительница отмечала места, где я постоянно ошибалась, — пояснила Варвара Элеоноровна.
Я представил, что мне тоже ставят такие пометки. Мои ноты были бы просто подчёркнуты красным. Каждая строка, каждая нота.
Лето пролетело быстро. В сентябре я встретился с Ревеккой Семёновной.
— Ну? — спросила она.
— А вот так! — сказал я и сыграл «К Элизе». Без нот, наизусть!
— Ведь можешь, если постараешься, — сказала Ревекка Семёновна. — Мне даже курить не хочется уходить.
— У нас в школе будет Новогодний вечер, — вздохнул я.
— Почему так грустно? — спросила мама.
— Сказали, чтобы все были в костюмах.
— И?
— А я не знаю, какой у меня будет костюм. Валерка будет пиратом — он меня опередил. А два пирата на вечере — это много.
— Почему много, пиратов и должно быть много. Целый корабль.
— У Валерки есть пиратская сабля, а у меня нет.
— Да… без сабли пират уже не пират. Есть другие идеи?
— Девчонки будут зайцами, лисами и цветочками.
— А мальчишки?
— Волк занят, волшебник занят… Даже Буратино с Карабасом-Барабасом заняты.
— Незнайка, который на Луне?
— Не хочу. Незнайка — маленький.
— Кот в сапогах?
— Какой-то кот будет.
— Я придумала, — сказала мама. — Ты будешь Чиполлино!
С Чиполлино я согласился. Мне нравилась песенка:
Я — весёлый Чиполлино,
Вырос я в Италии,
Там, где зреют апельсины,
И лимоны, и маслины,
Фиги и так далее.
Петь я не умел, но любил. Поэтому сразу спел про Чиполлино. Что такое фиги, я не знал.
— Это инжир или смоква, — сказал папа. — Очень полезный фрукт.
Понятнее от этого не стало, но если полезный, значит невкусный. Это я давно понял. Вся пища бывает вкусной, съедобной или полезной.
— А ты написал письмо Деду Морозу? — спросил папа.
Я показал ему листок:
Привет дед, которого нет.
Подари мне набор юного столяра. Я его видел в нашем магазине.
Этот набор был мне очень нужен. В коробке лежали пила, рубанок, стамески, молоток и ещё какие-то штучки. У меня хранилась толстая доска, и я собирался из неё делать корабль, чтобы запускать весной в ручье.
— Так письма Деду Морозу не пишут, — сказал папа. — Надо писать Дедушка Мороз. И перед «подари» надо вставить «пожалуйста».
— Нет дедов морозов! — сказал я. — Это твои солдаты разносят подарки.
Папа был военным, и солдаты иногда к нам приходили что-нибудь починить. Мама их жалела и кормила обедом.
— Давай письмо перепишем и отправим по адресу: «Северный полюс, Деду Морозу». А там посмотрим, кто принесёт тебе подарок.
Переписанное письмо вложили в конверт, наклеили марку и написали адрес. Папа сунул его в карман и сказал, что завтра опустит в почтовый ящик.
К нам подошла мама с куском зелёной материи.
— Чиполлинчику повезло, жёлтая рубашка у него есть, а из этого я сошью ему штаны.
— А на голове что будет? — спросил папа.
— Об этом вы с будущим Чиполлино думайте, а я пошла шить штаны.
— Думай, — сказал папа и собрался лечь на диван читать газету.
Я подумал, но ничего не придумал. Вернее, придумал разрезать футбольный мяч и напялить его на голову. Потом мяч пожалел и думать перестал.
— Очень просто, — сказал папа. — Берёшь проволоку, по размеру головы делаешь кольцо. К нему прикрепляешь бумажные ленты, собираешь их в одном месте, склеиваешь, получается луковица. Красишь бумагу в жёлтый цвет, делаешь дырки для глаз, и всё готово.
Луковицу я сделал с помощью мамы. Костюм был готов.
Мы собрались в актовом зале школы. Посреди зала высилась ёлка, обвешанная гирляндами и шарами. Под ёлкой на куске ваты стояли Дед Мороз в красном тулупе и Снегурочка в синей шубке. Подошёл Валерка.
— Ух ты! — сказал я, разглядывая его костюм.
На голове у Валерки красовалась папина шляпа, схваченная сзади прищепкой, чтобы не сваливалась с головы. К шляпе синей изолентой было приклеено куриное перо. Один глаз закрывала чёрная повязка, а под вторым был нарисован огромный синяк. Красная полоса на щеке означала шрам, полученный при абордаже. Шрам переходил в нарисованные чёрные усы. Одет Валерка был в синюю мамину кофту, перехваченную ремнём, на котором висела кривая деревянная сабля. И ещё на нём болтались шаровары, какие я видел на обложке книги «Тарас Бульба».
— Блеск! — продолжал я восхищаться. Валерка выглядел смешным, но ведь надо поддерживать друзей.
Подошёл Сашка в костюме волка. Волчья маска была сдвинута на затылок, но он был настоящим волком, потому что на нём был серый тренировочный костюм и хвост. Хвост, правда, оказался хвостом чёрно-бурой лисы.
— Это волчий трофей, — объяснил Сашка. — Добыт в борьбе за звание хозяина леса.
Мы с Валеркой согласились, что волк имеет право носить такой хвост, какой ему нравится.
— А где у пирата пистолет? — спросил Сашка, разглядывая ремень с саблей.
— Папа сказал, что пиратам пистолет только мешает, — объяснил Валерка. — Они у них были на один выстрел. Потом надо насыпать порох, вставлять в ствол пыж, пулю… Морока одна. А саблей — раз! — и голова с плеч.
Сашка кивнул и стал
